О`Санчес - Зиэль
Цуцыри, как гораздо более слабые демоны в сравнении с Камихаем, редко шныряют в окрестностях Безголовой, а и горные медведи тоже здесь не водятся, потому что в этой местности Камихай главный охотник и победитель. Разве что изредка и по ошибке забежит с соседних пригорий косолапый… ненадолго. В драке связываться с демоном прибытку нет – ни медведю, ни человеку, ни демону помельче. Камихай может запросто сожрать взрослого медведя, не то что медведицу с медвежатами, я сам эти ошметки да огрызки видел, наоборот – ни разу ни у кого не получалось. Иногда я думаю, что неплохо бы стравить его в драке с тургуном, да все забываю, да все некогда… Тургун – теплолюбивый зверь, болотный да равнинный, в горах ему неповадливо будет… Нет, не получится из этого зрелища.
Цуцырь, щура, наф – все на корм пригодны, когда Камихай жрать хочет – а он всегда голоден. Некоторые считают, что он сын Уманы, богини подземных вод, но это совершенная чушь: Умана сама его недолюбливает, да только связываться с ним не захочет, потому что Камихай, все-таки, не сам по себе, а со стихиями связан, с той же Безголовой. Поэтому существует наш бесполый демон Камихай один-одинешенек на всем белом свете, единственным рабом-повелителем возле своей горы, покинуть которую он не в силах, ибо демон Камихай – неотъемлемая демоническая часть ее, обходит Безголовую дозором в вечных поисках съестного, меняет облик и способы нападения… Живет, одним словом. Гора необычайно объемиста, широка, на десятки долгих двойных локтей раскинулась по восточным землям империи, поэтому даже Камихаю не появиться вдруг в каждом месте своих владений, чем и пользуются все, кому есть надобность в горных дорогах: звери и люди. По склонам Безголовой проложено великое множество путей и троп, любую из них может преградить демон Камихай, особенно вечером или ночью. Любую – да не все! Но и днем Камихай не спит – вон он, из за каменного выступа хищной аурой пышет. Да так ловко притворился валуном! Молодец Горошек, безо всякой магии олуха почуял, по аромату сгнивших остатков падали, вероятно.
– Вижу, вижу, тебя Камихай! Выходи, булыжник вонючий! Застукано! Чур, теперь ты водишь!
И зашевелился наш валун, и мох на боках его – не мох вовсе, а безобразная буроватая короста, видом весьма на мох похожая. Ступил на тропу – сразу же когти на ноге выставились смертоносным веером. Когти прочнейшие и востренные, однако, никогда, за все мое знакомство с Камихаем, не видел я на дороге следы его лап и когтей, ибо не зверь Камихай – демон, и следы его не звериные, а те, что демону положено оставлять. Кстати сказать, гадит он исключительно булыжниками, их можно отличить от природных только по гладким скругленным бокам. Песчаник, в основном, гранит… Вот он весь показался, не торопится, мерзавец, знает, что не убежать нам с Горошком – Камихай у себя дома, куда от него скроешься?
Я решил пока с лошади не слезать, не хочу в первый миг смотреть на этого обжору снизу вверх, успею еще. В данный миг он ровнехонько с меня ростом, причем я – довольно дюжий молодец – верхом на крупном коне, а демон просто на задних лапах стоит. Он может выглядеть и гораздо более рослым чудовищем, но предпочитает подстраиваться размерами под угощение. Сейчас он невелик, я бы сказал – меньше не бывает, стало быть люто голоден, желает, чтобы человек и конь доверху наполнили брюхо его обвисшее. Мерзавец, небось даже и расседлывать Горошка поленится! Нет, шпор я снимать не буду, пусть ими подавится в случае успеха.
– Чего встал? Никогда не видел конских яблок? Не-е-ет, на обед ты еще не заработал, сударь Камихай! Подбери слюни и становись рылом к скале: теперь я прячусь – ты ищешь. Только чтобы честно до ста было сосчитано!
Горошек мой действительно испугался несколько по-медвежьи, выдал на гора отменную кучу навоза, вдобавок задрожал, зафыркал, словно бы хныкать собрался… Тихо, тихо, Горошек, успокойся, никто тебя в обиду не даст.
– Б-боги, кривые роги! Ты еще здесь, тупой Камихай? Или я чего-то недопонимаю и ты уже сосчитал до ста? Или ты так подглядываешь, надеясь играть со мною в прятки и в салочки при помощи низкого обмана?
– Я съем тебя, смертный. Вместе с конем твоим, вместе с аурой твоей, вместе с душой твоею. Кровь твоя станет соком моим, аура твоя станет жизнью моей…
Ну наконец-то: запел, загудел. Демоны глупы, но восприимчивы. Будь на моем месте горуля, цуцырь или медведь, Камихай бы ради них не стал бормотать предобеденные молитвы, просто бы напал, немедля, а то и с круговым подходом, или вообще из укрытия. Но поскольку я человек – и демон подбавил себе черт человеческих и даже заговорил.
– Нет, но вы только посмотрите, судари и сударыни боги – каков златоуст сей Камихай! Что ни слово – то поэзия! А щечки-то какие налитые! А подбородочков-то сколько наел!
Камихай мало что понял из моих задорных выкриков, но на всякий случай оглянулся: конечно же, никаких богов и богинь поблизости не было. И насчет подбородочков я наврал, в надежде подольститься, ибо толстенная, заросшая серым ворсом шея Камихая без переходов становится челюстью на краю его отвратительной башки.
– Ты разгневал меня, человечек, неуместным громкогласием своим, и за это я съем тебя!
– Угу, а глухонемого бы ты выплюнул, не жуя. Слушай, Камихай. Давай условимся на ничью: мы с Горошком спокойно проезжаем дальше по дороге, а ты резво и весело бежишь впереди нас, чтобы вовремя подсказывать, где нас, мирных путников, могут подстерегать расщелины, обвалы, засады нехороших людей и прочие опасности. Заодно и путь расчистишь, если где насугробило. Согласен?
– Ты очень разгневал меня, человечек. Готовься к смерти. – Камихай нетерпеливо облизнулся и пошел, вперевалку, прямиком к нам с Горошком. Было между нами расстояния восемь полных шагов, и я без суеты успел спешиться, оттолкнуть Горошка к себе за спину, достать и надеть латные рукавицы. Демона убить непросто, особенно такого мощного и древнего, как Камихай, но – можно. Поранить его – задача полегче. Умелые бойцы неоднократно бились против Камихая и добивались относительного успеха: помню, как двое рыцарей… Или, например, трое братьев, ратников черных рубашек – я их лично знавал, с помощью подколдованных мечей, отваги и ратного искусства так отделали Камихая, что тот потом полный лунный месяц из своих пещер носу не показывал, ущерб зализывал. Но и братьям досталось: один на месте погиб, другой на следующее утро скончался от жутких ран, третий уцелел, да не боец отныне… Горный медведь – тоже не праздничный обед Камихаю, тоже ему потом неделями пыхтеть, выздоравливать, демоническую плоть из кусков в единое целое собирая… Со мной демону Камихаю пришлось бы и того сложнее. Но я, за долгие столетия жизни среди людей по их обычаям, будучи уже насквозь пропитанный мягкосердием человеческим, не собирался убивать демона. Раз уж он здесь обжился – пусть и дальше существует на свой обычай. Как знать – вдруг удастся предотвратить конец света? Тогда люди спросят:
